Друзья диву даются: как это в наше время твоя мать дотянула до 88?
С таким тяжелым голодным детством, с адом колхозным в юности? С жалкой медициной, да до больницы еще добраться надо было…
Вот это гены тебе достались!
Но я не знаю, чему тут завидовать.
Сами понимаете, если мать в таком возрасте, то и мне давно не шестнадцать, я уже на пенсии. Редко кому удается так. И я рада, что мама жива, я понимаю: уйдет она сейчас – все, жизнь сразу станет другой. Словно ось из нее вынут.
Только вот женщина, которую я вижу в теле моей матери – не она. Не тот человек.
Понятия не имею, когда запустилась эта программа старческого слабоумия. Но даже если бы мы вовремя ее отследили – что бы поменялось? Мама ни за что не пошла бы искать специалиста, а силком в наше время не лечат. Может, я бы мягче себя вела, не воспринимала все ее слова серьезно.
Увы, на ее нападки и приступы плаксивости я реагировала враждебно, сейчас об этом горько жалею. Нужно было больше общаться, пока ее светлые периоды были дольше.
Как всё началось
Ей тогда было 85, мы отлично отметили очередной юбилей. Мама была резвой старушенцией, постоянно рвалась на дачу, у нее там все так здорово организовано! Но вдруг заметила я: мама стала многое забывать.
Смотрю: вчера грядку перекопала, посеяла. Сегодня опять роет, опять сеет. Я не понимаю, может, решила изменить планы? А как же вчерашние семена, они тоже взойдут? Но мама никак не понимала, что я от нее хочу, внятно ответить не могла.
А самое грустное: она понимала: что-то забыла, в чем-то запуталась. Но сознаваться не спешила, цеплялась за старый ход вещей. Врала до последнего, выкручивалась, мол, решила дополнительно что-то посадить. Я понимала: мама темнит, но лезть не хотела. Дача – мамина отдушина, пусть развлекается.
Шли недели, мама начала путаться в именах. Потом в датах. Я пыталась деликатно напоминать, мол, я Валя, твоя дочь. Мам обижалась:
- Ну что ты со мной, как с дурой говоришь? Конечно я знаю, кто ты, мама еще не выжила из ума! – Но потом она пыталась ко мне обратиться, вскидывалась – а имя не приходило в голову… Позвать “Эй, ты” ей было неловко, и по новой:
- Мама, я Валя…
- Ну что ты опять… – и в слезы: – Хочешь меня в дурдом сдать?
Я начала изобретать способы напоминать ей что-то деликатно. Представлялась, когда звонила. Чаще повторяла: дочь я тебе или нет?
Рассказывала: вот мой сын Андрей, твой внук…
Тут мама не возражала. А я не уставала напоминать.
Соседки возмущались, мол, забирай к себе бабку. Вдруг заблудится или пожар устроит? Или сама перебирайся сюда. Я их понимала, соседи боялись за себя: неприятностей, потопа, пожара. Но я была уверена: не нужно.
Я и не верила особо, что с ее головой настолько плохо, думала это что-то вроде усталости возрастной, мол, попьет витаминчиков, поспит подольше – и все утрясется.
В быту у мамы все получалось, пусть и память шалила. Она действовала на автоматизме, справлялась и с уборкой, и с готовкой. Стоит ее сдернуть с насиженного места – как она будет ориентироваться на новом? Где что найдет? Только расстраиваться лишний раз.
Новый человек в доме, я про свой переезд, – это новый уклад, новое расписание. Она будет забывать обо мне, пугаться. Это может ускорить ее патологические процессы. Да и я сразу же брошусь заботиться, что-то за нее решать. Она перестанет быть самостоятельной, останется только лапки на груди сложить.
Я почитала, что пишут люди с такими родными, как они их устраивают, начала обустраивать мамино жилье. Обвешала ее дом напоминалками: проверить, закрыт ли дом. Взяла ли ключ. Выключить свет. Выключить воду.
Мы выбрали, где будут лежать важные вещи: деньги и сумка, очки, ключи…
Телефонные номера я распечатала крупно, развесила в нескольких местах по дому.
Мама начала путаться в пространстве. Она легко находила себя в знакомом ей месте: на даче, в квартире, возле дома. Но стоило ей пойти куда-то по новому адресу, или увидеть на привычном месте новую вывеску или здание – она уже не могла сообразить, где она. Поэтому я раскладывала ей по карманам записки, положила такую и в кошелек: полное имя, адрес, мой телефон.
Мы с мамой договорились: в новые места не ходить. И я водила ее по знакомым маршрутам. Я бы и маячок в телефон поставила, но мобильным она пользоваться не хочет. Подумываю про детский браслет.
Так мы выиграли три года относительно нормальной жизни. Мама вела ее с достоинством, справлялась, не считал себя сумасшедшей старухой на шее у детей. Нам обеим было комфортнее.
Я понимаю: однажды переехать придется. Но пока мы держимся.
